Насилие: субъективное и объективное (Жижек)

Насилие:

субъективное и объективное

В 1922 году советское правительство провело принудитель­ную высылку ведущих антикоммунистических интеллектуа­лов - от философов и богословов до экономистов и истори­ков. Они были отправлены из России в Германию на судне, которое приобрело известность как «философский пароход». Перед своим изгнанием Николай Лосский, один из тех, кто был подвергнут принудительной высылке, вел со своей семь­ей комфортную жизнь крупного буржуа в окружении слуг и нянек. Он

«просто не мог понять, что кто-то мог хотеть разрушить его образ жизни. Что такого сделали Лосские и им по­добные? Его дети и их друзья, унаследовав лучшее из то­го, что предлагала Россия, помогали заполнить мир раз­говорами о литературе, музыке и искусстве, и они вели спокойную жизнь. Что в этом было плохого?»¹

Хотя Лосский, несомненно, был искренним и добрым челове­ком, действительно заботившимся о бедных и пытавшимся сделать русскую жизнь цивилизованной, такая позиция вы­дает потрясающую невосприимчивость к системному наси­лию, которое должно было совершаться для того, чтобы та­кая комфортная жизнь стала возможной. Речь здесь идет о насилии, присущем системе: не только прямом физическом насилии, но и более тонких формах принуждения, которые поддерживают отношения господства и эксплуатации, вклю­чая угрозу насилия. Лосские и им подобные действительно «не сделали ничего плохого». В их жизни не было никакого субъективного зла - только невидимый фон этого системно­го насилия. «Потом внезапно в этот почти прустовский мир...

ворвался ленинизм. В день рождения Андрея Лосского* в мае 1917 года семья могла слышать лошадей без всадников, про­несшихся по соседней Ивановской улице»². Количество таких зловещих вторжений росло. Однажды в школе над сыном Лосского жестоко посмеялся его одноклассник из семьи рабо­чих, который кричал ему, что «теперь дни его самого и его се­мьи сочтены...» В своей добродушно-спокойной невинности Лосские не видели таких признаков надвигающейся катаст­рофы, как появление из ниоткуда непостижимо злорадного нового духа. Они не понимали того, что под видом этого ир­рационального субъективного насилия к ним возвращалось в своей перевернутой истинной форме отправленное ими же самими послание. Это насилие, которое появлялось словно «из ниоткуда», возможно, соответствует тому, что Вальтер Беньямин в своей статье «К критике насилия» называл чис­тым, божественным насилием.

Противодействие всем формам насилия - от прямого фи­зического (массовые убийства, террор) до идеологического (расизм, речь-ненависть, половая дискриминация), - кажет­ся, составляет главную заботу толерантного либерального подхода, господствующего сегодня. Сигнал 505 поддержива­ет подобные разговоры, заглушая все остальные подходы: все прочее может и должно подождать... Нет ли чего-то подозри­тельного, даже симптоматичного в такой озабоченности субъективным насилием - насилием, которое совершается социальными агентами, злыми людьми, дисциплинирован­ными репрессивными аппаратами, фанатичными толпами? Нет ли здесь отчаянной попытки отвлечь наше внимание от истинного источника проблем, убирая из поля зрения другие формы насилия и тем самым активно участвуя в них? В од­ном известном анекдоте немецкий офицер посетил Пикассо в его парижской студии во время Второй мировой войны. Там он увидел «Гернику» и, потрясенный модернистским «ха­осом» картины, спросил Пикассо: «Это сделали вы?» На что Пикассо спокойно ответил: «Нет, это сделали вы!» Многие либералы сегодня, сталкиваясь со вспышками насилия вроде грабежей в парижских предместьях, спрашивают немного­численных сохранившихся левых, которые по-прежнему на­деются на радикальные социальные преобразования: «Не вы ли это сделали? Не этого ли вы хотите?» И мы должны отве-

тить им, подобно Пикассо: «Нет, это сделали вы! Таков под­линный результат вашей политики!»

В одном старинном анекдоте муж возвращается домой с ра­боты раньше обычного и застает свою жену в постели с другим мужчиной. Жена удивленно восклицает: «Почему ты так ра­но?» Муж (с раздражением): «Что ты делаешь в постели с дру­гим мужиком?» Жена (спокойно): «Я первая спросила - не пы­тайся увиливать, меняя тему!»³ То же относится и к насилию: задача как раз и состоит в том, чтобы изменить тему, перейти от отчаянных гуманитарных сигналов 505 с призывами пре­кратить насилие к анализу другого сигнала 505, сложного вза­имодействия трех видов насилия - субъективного, объективно­го и символического. Урок, таким образом, заключается в том, что нужно сопротивляться чарам субъективного насилия, на­силия, совершаемого социальными агентами, злыми людьми, дисциплинированными репрессивными аппаратами, фанатич­ными толпами: это насилие - лишь наиболее зримая вершина треугольника 505.

Понятие объективного насилия должно быть полностью ис-торизировано: при капитализме оно приняло новую форму. Маркс описывал безумное самовозрастающее обращение ка­питала, солипсистское самооплодотворение, которое дости­гает своего апогея в сегодняшних метарефлексивных спеку­ляциях с фьючерсами. Было бы слишком просто сказать, что призрак этого самопорождаемого монстра, неумолимо иду­щего своим путем, не проявляя никакой заботы о людях или окружающей среде, представляет собой идеологическую аб­стракцию и что за этой абстракцией стоят реальные люди и природные объекты, на производительных способностях и ресурсах которых основывается обращение капитала и кото­рыми он питается как гигантский паразит. Проблема в том, что эта «абстракция» состоит не только в неверном воспри­ятии социальной реальности финансовыми спекулянтами, а в том, что она «реальна» в смысле определения структуры ма­териальных процессов: судьба целых страт населения, а ино­гда и целых стран может решаться «солипсистской» спекуля­тивной пляской Капитала, который преследует свою цель по­лучения прибыли, сохраняя счастливое безразличие к тому, как его действия скажутся на социальной реальности. Поэто­му идея Маркса состоит не в сведении этого второго измере­ния к первому, для того чтобы показать, как теологическая безумная пляска товаров возникает из антагонизмов «реаль­ной жизни». Скорее его идея состоит в том, что невозможно в полной мере понять одно (социальную реальность матери-

алъного производства и социального взаимодействия) без другого: именно организованная без всякого внешнего при­нуждения метафизическая пляска всесильного Капитала слу­жит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капита­лизма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапитали­стическое социально-идеологическое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их «злым» на­мерениям; оно является чисто «объективным», системным, анонимным. Здесь мы сталкиваемся с лакановским различи­ем между реальностью и Реальным: «реальность» - это соци­альная реальность действительных людей, участвующих в различных взаимодействиях и производственных процессах, тогда как Реальное - это неумолимая «абстрактная» и при­зрачная логика Капитала, которая определяет происходящее в социальной реальности. Этот разрыв становится зримым при посещении страны, состояние которой оставляет желать лучшего. Мы наблюдаем масштабную картину экологиче­ских бедствий и нищеты. Но в прочтенном впоследствии от­чете экономиста говорится, что экономическая ситуация в стране «финансово здорова» - реальность не имеет никакого значения, важно лишь состояние Капитала...

И сегодня это особенно верно. Разве явления, обычно на­зываемые «виртуальным капитализмом» (фьючерсные сдел­ки и тому подобные абстрактные финансовые спекуляции), не указывают на господство «реальной абстракции» в чистом виде, причем гораздо более радикальное, чем во времена Маркса? Короче говоря, наивысшее проявление идеологии заключается не в простом принятии идеологической при­зрачности и забывании о том, что она основывается на ре-альных людях и отношениях между ними, а в упускании это­го Реального призрачности и несостоятельных попытках на­прямую обратиться к «реальным людям с их реальными забо­тами». Посетителям Лондонской фондовой биржи выдают бесплатный буклет, в котором разъясняется, что биржа зани­мается не загадочными колебаниями, а реальными людьми и производимой ими продукцией. Это и есть пример идеоло­гии в чистом виде.