твои следы и есть твоя дорога

Речь о западных философах, которые видели и видят суть капитализма, и осуждают буржуазию. Отечественный философ Михаил Рыклин написал книгу «Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе», где он рассказывает о своём сложном отношении к нашему прошлому, но лично для меня гораздо более интересно то, что он говорит о западных философах левого толка (Джеймисон, Бодрийяр, Гваттари), об общении с ними и их влиянии. Мне кажется, что это очень важно что есть такие мыслители и что левая мысль жива и развивается с разных формах и направлениях. Надежда на перемены ещё есть.
Очень мне понравилось про Бодрийяра и Джеймисона.
( Collapse )

"- Ваша книга готовится к изданию за рубежом, в издательстве Suhrkamp, а как на Западе сегодня оценивают русскую революцию?

- Интерес к революции там велик, и это не мода. В начале 1990-х годов я мог найти общий язык и с Деррида, и с Бодрийяром, и с Гваттари благодаря теме Октябрьской революции. Большая часть их учителей поддерживала нашу революцию. Андре Жид был любимым писателем Деррида в подростковые годы, Андре Мальро, Жан Ренуар, Пабло Пикассо, Фернан Леже, сюрреалисты во главе с Бретоном — члены коммунистической партии в начале 1930-х годов. Арагон всю жизнь был коммунистом, а это один из любимых французских писателей и особенно поэтов, национальный, можно сказать, поэт. Отец американского философа Ричарда Рорти был активным сторонником Троцкого.

С учителями их объединяла ненависть к капитализму. Я, Валерий Подорога, учившиеся философии у Мераба Мамардашвили, после падения железного занавеса приземлились в новом мире. Мераб говорил: «Но это же нормальное человеческое общество». Я помню, как Фред Джеймисон осенью 1990 года на семинаре в Дубровнике в бешенстве вскочил с кресла: «Нормальное общество?! Нормальное общество? Да это самое извращенное общество, которое только знает история!». Октябрьская революция показала — возможна альтернатива. Западные левые понимали, что в чистом виде этот идеал нереализуем, но сам факт, что общество может существовать по-другому, что возможно принципиально другое отношение к собственности, что советские люди не так перемолоты молохом капитализма, как их соотечественники, — да, их грела эта идея. Хотя они знали и про сталинский террор, и про подавление восстаний в ГДР, Венгрии, Чехословакии. Для них все это стало шоком, но продолжал играть роль факт, что есть альтернатива строю, хуже которого, на их взгляд, не было.

( Collapse )

В предыдущей записи затронул эту тему вскользь, а ее надо бы развить. Самое непосредственное отношение все это имеет к теме метакоммуникации (командного аспекта коммуникации), а значит к борьбе за власть.
В выражении «он бежит от реальности» зашито утверждение «ну я-то (мы) знаю что такое реальность» и «реальность именно (и только) такова, как я (мы) ее вижу», ну и т.д. А это все и есть метакоммуникация, коммуникация по сути по поводу отношений, а не по поводу реальности.
«Бегство от реальности» - это попытка неприятия определенных отношений и коммуникации, неприятие общественного договора (коллективной фантазии, иллюзии)... но, скорее всего, неприятие именно коммуникации определенного типа.
( Collapse )

Может ли что-то быть хуже фашизма? В некотором смысле – завуалированный фашизм, к которому относится философия, транслируемая Айн Рэнд и ее поклонниками. Также как структурное и культурное насилие (по Галтунгу) в определенном смысле может быть хуже прямого насилия.

Эссе американского левого (или леволиберального) интеллектула Кори Робина оказывается было уже выложено на интересном сайте yourmacguffin.com. Оно также есть в качестве отдельной главы в книге Робин К. Реакционный дух. Консерватизм от Эдмунда Бёрка до Сары Пэйлин (ее несложно найти в сети), книга очень неплоха.
За последние два года книжный рынок России оказался заваленным переводами текстов Айн Рэнд. Книг за ее авторством сейчас так много, что создается ощущение настоящего культа певца капитализма в России. Подобное отношение к Рэнд было характерно для западного читателя на протяжении ХХ века. Теперь ее, если и не читают, то уж точно издают и переводят пачками. То ли их никто не читает, то их очень сильно любят, но почему-то никто не говорит, что книги эти омерзительны. Американский политический теоретик Кори Робин не постеснялся написать прекрасный текст об Айн Рэнд, указав на место «мыслительницы» в истории политической философии и в истории мысли вообще. Он блестяще иронизирует по поводу дутой популярности этого автора и ее значения в популярной культуре. Так что этот текст может стать прекрасным противоядием против засилья той части либертарианской политической философии, что зовется «объективизмом». На русском языке эссе было впервые опубликовано во втором номере журнала «Пушкин» за 2010 год в перевод Инны Кушнаревой. Текст публикуется по этому изданию. Наслаждайтесь.

Анализировать и разоблачать саму эту «философию» - задача слишком простая, да она уже и выполнена до нас на 100% (для этого более чем достаточно одного марксизма, для любителей же изощренных интеллектуальных игр есть и другой теоретический инструментарий – от фрейдомарксизма и различных течений западного марксизма, до постструктализма, с Р. Бартом, Фуко, Бодрийяром, Делезом и Гваттари и т.д.).
Гораздо интереснее понять «механику» распространения различных верований и вирусных идей. А для этого хорошо использовать, например, теорию коммуникации (не только ее, конечно же, тут опять-таки полезны будут такие авторы, как Барт, разоблачивший миф как деполитизированное слово, Бодрийяр и пр.; психоаналитический инструментарий тут тоже подойдет… исследование иллюзий грандиозности и пр.).
Психоанализ – это интересно, но хочется попытаться использовать теорию коммуникации.
«Верую, ибо абсурдно» - вот, вероятно, смысл подобных верований. Коммуникативный посыл «философии» Рэнд, исходя из ее соотнесения с социальным, политическим и экономическим контекстом, в следующем – ты же понимаешь, что наша философия абсурдна, поэтому давай в нее верить. Тут надо подумать над противоречивостью и парадоксальностью подобных посланий. (это все пока рабочие гипотезы).
Другая отличительная черта таких «философий» (фашизм, национализм, религиозный фундаментализм) – их крайняя простота, примитивность. Крайне упрощенная картина мира. А если начинают преобладать именно примитивные картины мира (карты территории), значит в коммуникативном пространстве безраздельно главенствует командный аспект коммуникации, что имеет разрушительные последствия. Всегда же есть тот – главный – который и приказывает (неявно), как нужно (раз и навсегда) воспринимать мир, себя, других.
Ну а если происходит упрощение человеческого мира (психологии, отношений), если, как говорил А. Зиновьев, капиталистическое общество человека в «человья», то такая примитивизация требует и примитивной идеологии, так что ничего удивительного. Это можно сравнить с тем, что Бодрийяр писал о потреблении – стремление и даже страсть к вещам вполне соответствует отчужденному, мертвому характеру труда. Только, конечно, эта «примитивизация» происходит не механически, человек - это все-таки живая система, и тут работают сложные коммуникативные «механизмы», включая даблбайнды.
В общем, тут много интересных и важных вопросов. А заниматься ими надо, ибо хорошо видно, как распространяется эта и ей подобные деструктивная философия. И я бы не надеялся на то, что все рассеется в тотальной симуляции, как об этом иронизировал (возможно) Бодрийяр.

Оригинал взят у s357a в Индивидуация и массовое потребление

Оригинал взят у topote в Физика vs философия

Наш мир патологической коммуникации - не лучший из коммуникационных миров...
))))
(не без иронии, может быть))) а также об "онтологии", "метафизике" и пр...))
"Из "Прагматики человеческой коммуникации" Вацлавика:
"Феномен разногласия задает хорошую систему координат для изучения нарушения коммуникации, приводящего к путанице между содержанием и взаимоотношением. Разногласие может возникнуть на уровне взаимоотношений или содержания, и обе формы зависят друг от друга. Например, разногласие по поводу справедливости утверждения «У урана 92 электрона» может быть, по-видимому, разрешено только с помощью объективных данных; например, учебник по химии не только докажет, что у урана действительно 92 электрона, но и то, что один из спорящих прав, а другой ошибается. Что касается этих двух результатов, достигнутый результат двоякий, если первый разрешает это разногласие на уровне содержания, то вто-рой создает проблему на уровне взаимоотношений. Совершенно очевидно, что для того, чтобы разрешить эту новую проблему, спорщики не могут говорить об атомах; они должны начать говорить о себе и своих взаимоотношениях. В результате они должны определить свои взаимоотношения как симметричные или комплиментарные, например, тот, кто оказался не прав, может восхититься знаниями другого, или же, наоборот, позавидовать и постараться превзойти его в следующий раз, чтобы восстановить равновесие*.

Конечно, если он не в состоянии подождать до следующего случая, то может применить подход «ну и к черту логику» и попытается убедить собеседника, что 92 — это, возможно, опечатка, или же заявить, что у него есть друг — ученый, который совсем недавно доказал, что в действительности не имеет значения каково количество электронов, и т. д. Замечательный пример этой техники предлагают русские и китайские идеологи, когда стараются доказать, что «на самом деле» думал Маркс, в то время как все остальные плохие марксисты. В таких сражениях слова в конце концов могут растерять последние остатки смысла и стать исключительно средством для «умения перещеголять других»", как утверждал с восхитительной простотой Шалтай-Болтай:

...

Если подобное утверждение об уране выскажет один физик другому, то может возникнуть совсем иная интеракция, и вероятнее всего реакцией будет...обида или сарказм — «Я знаю, ты считаешь меня законченным идиотом, но я все-таки ходил в школу несколько лет» или что-то в этом роде. В этой интеракции отсутствует разногласие на уровне содержания. Справедливость утверждения не оспаривается, т. к. в действительности высказывание не содержит информации, поскольку то, что оно утверждает, в любом случае известно обоим партнерам. Согласие на уровне содержания ясно направляет разногласие на уровень взаимоотношений, другими словами, в метакоммуникационную сферу. На этом уровне разногласие приравнивается к чему-то, что прагматически намного важнее, чем разногласие на уровне содержания. Следовательно, на уровне взаимоотношений люди не говорят о чем-то, что выходит за рамки их взаимоотношений, но предлагают друг другу эти взаимоотношения и косвенно самих себя'"

Вот я уже давно и думаю, что ВООБЩЕ все дело во взаимоотношениях. Короче, тут сам, если кто захочет, вдумается во все это, сопоставит, и придет к своим выводам.
Знания, которые можно подтвердить с помощью микроскопа, как с случае с ураном или со строением клетки - лишь малая часть знаний ("знаний"). Более общие вопросы, равно как и вопросы морали, социального устройства, психологии и пр. - совсем уже другое дело. Знание - это власть... понятно.
Дело не в том, что "первично" - сознание или материя, как и не в том, есть ли бог, или атеисты правы, и уж не в кто "ближе к истине" - экзистенциалисты, феноменологи, марксисты, структуралисты, постструктуралисты или, предположим, гегельянцы. (Вацлавик там говорил лишь о внутренних разборках марксистов,но совершенно тоже самое можно сказать и об апологетах рынка, которые пытаются убедить нас в том, что рынок и капитализм - это лучший из миров, как и о богословах или о тех, кто делает догму их текстов Фрейда и пр.)
Быть может, сказать дело совсем не в содержании - это тоже перегиб, но все-таки главное - это ВЗАИМООТНОШЕНИЯ. Кажется, например, Делез об этом писал, в том числе (я же не открыватель америк)))
Люди вообще находятся в крайне интересной ситуации. Воистину какой-то настоящий природный эксперимент!  Мы же не "отражаем" мир. Мы ни видим его таким, какой он есть "на самом деле", если только не в какие-то мгновения "дзенского" сатори. Мы живем под покрывалом майи))) во вселенной знаков и языка, в царстве абстракций и воображаемых установлений (Касториадис). А также мы живем в мире очень сложных, многоуровневых, противоречивых и парадоксальных коммуникаций и взаимоотношений, где выход на метуаровень почему-то блокируется...

( Collapse )

Речь о спорадическом обращении философов-постструктуралистов к буддийской философии  и  культуре по необходимости носит экземплярный характер. Но экземпляры таковы, что позволяют утверждать неслучайный характер постструктуралистской тяги к  буддизму   и , поскольку все, что говорили эти люди, совершенно серьезно, делать далекоидущие выводы. Я коснусь лишь самых известных имен  и  самых известных концептов, так что, боюсь, это может показаться трюизмами. Однако тем самым мне удастся избежать гипостазирования частностей.

Мишель Фуко, обучавшийся медитации в Киото, говорил, что, в то время как христианство стремится к очищению души, которое позволяет приблизиться к истине,  в   буддизме  просветление обнаруживает истину человека, а истина его в том, что «Я» — всего лишь иллюзия⁴. Раскрытие этой тайны совпало с его заявлением о «смерти субъекта». Но, если смерть западного субъекта носила эпистемологический характер,  в   буддизме  он обнаружил смерть онтологическую. Конечно, Фуко был склонен обнаруживать  в   буддизме  техники «заботы о себе», сходные с применяемыми в западной культуре, однако учение о пустотности субъекта позволяла ускользнуть от техник контроля  и  подавления.

Ролан Барт нашёл  в   буддизме  то прерывание дискурса, к которому всегда стремился в своих текстах, - прерывание, в котором происходит мгновенное обращение к  миру  «как он есть», непочтительности к общепринятым дискурсам  и  её оправдание. Как заметил М. Мориарти, «литературный эквивалент буддийского аскета – структуралист, стремящийся редуцировать сложность литературного ландшафта к формулам малым  и  твёрдым, подобно бобу»⁵. Обращение к  буддизму  стало для Барта движением от критики к таковости, от сартровской ответственности к пребыванию tel quel. А его ученица Юлия Кристева отмечает, что современное уничтожение субъекта, при котором место знака занимает столкновение ничтожащих друг друга означающих, совпадает с негативностью шуньявады.

Жиль Делёз находит  в   буддизме  сходную со своей собственной философию поверхности, утверждая, что первыми излучаемые случайным элементом события обнаружили стоики, а чуть позже – дзен-буддисты.  Мир  для него – чистая игра различий, мыслимых как поверхностные эффекты, тогда как любая глубина пустотна. Было бы явным преувеличением считать Делёза буддистом, однако можно заметить явное созвучие его представления о поверхностном скольжении смысла с концептом дхарм в ранних школах  буддизма . Делёз, как  и  буддисты мадхьямики, отказывается от метафизики глубины ради анализа поверхностных смыслов сансары. Более того, в этом поверхностном скольжении, в этом номадизме Делёз обнаруживает радикальное средство от тоталитаризма оседлости  и  укоренённости.

Жак Лакан сравнивал свой психоанализ с буддийскими психотехниками, позволяющими осуществить раскрытие субъекта  и  не грозящими ему отчуждением. В центре субъекта он обнаруживал пустоту – ту пустоту, которую увидел в природе вещей Будда. А его ученик  и  сотрудник Делёза Феликс Гваттари утверждал, что  буддизм  делает возможными  и  порождает гибкие модели субъективации.

Наконец, Жан Бодрийяр обнаруживает в западной культуре второй половины XX в. существенные признаки культуры буддистской. Его концепт симулякра можно назвать структурным субститутом учения мадхьямики о пустоте. А его великолепные тексты можно счесть иллюстрациями к учению о коллективных кармических проекциях, описанных Васубандху.

Но что нам это даёт? Конечно, черты сходства налицо. Конечно, можно ( и  нужно) констатировать небывалую актуальность  буддизма  для западной культуры, чего она, западная культура,  и  не пытается отрицать. Однако не стоит впадать в преувеличение  и , с одной стороны, заявлять, что последняя мощная интеллектуальная волна на Западе, т.е.  постструктурализм , была сознательно буддийской, а с другой – утверждать, что нас ожидает буддийский нон-модерн в качестве универсального проекта пост-глобального  мира . Скорее, стоит наметить общие черты того  нон-модерна , который западные интеллектуалы имплицитно прозревают из дня вчерашнего  и  приход которого готовили постструктуралисты. Перед нами предстанет не-утопическая, а вернее, а-топическая утопия.

Картина  нон-модерного   мира  – это бессубстанциональный хаос, все события которого носят виртуальный характер, игра пустых видимостей-симулякров, покрывало майи, которое разглядел уже Шопенгауэр. А все бифуркации этих событий не имеют телеологической детерминации  и  носят кармический характер.  Нон-модерный   мир  при этом лишён дурной кармы, созданной модерном,  и  является «чистой землёй», где не развиваются кармические привязанности, создаваемые утопическими рациональными проектами. Таким образом, нон-модерн больше не будет порождать новых модернов.

( Collapse )

Читаю сейчас П. Вацлавик, Д. Бивин, Д. Джексон "Психология межличностных коммуникаций".
Очень сильно. и Полезно. Хотя в этой парадигме не все мне близко, например "неуважительное"))) отношение к бессознательному, но это можно пережить))
Хороший отрывок:
"...Предположив, что любая коммуникация подразумевает передачу и определяет взаимоотношения, мы, тем самым имели в виду иную аксиому. Другими словами, коммуникация не только предоставляет информацию, но в то же время и налагает обязательство на поведение. Согласно Бейтсону (132, р. 179—181), эти две операции определяются соответственно как «передающий» и «командный» аспекты любой коммуникации. Бейтсон приводит в качестве примера этих двух аспектов аналогию с физиологией: предположим, А, В и С — линейная цепочка нейронов. Тогда запуск нейрона В — это «передача информации о том, что нейрон Л запустился и «дал команду» С также запуститься».

Передающий аспект сообщения предоставляет информацию и, следовательно, синонимичен содер-ЖЙ7/Ш<9 сообщения в человеческой коммуникации. Оно может быть о чем угодно, независимо от того, является ли данная информация правдивой или ложной, валидной, невалидной или бесспорной. Командный аспект относится к виду сообщения и, следовательно, в конце концов, к взаимоотношению между коммуникаторами. Все такие заявления касаются одного или нескольких следующих утверждений: «Вот как я вижу себя... вот как я вижу тебя... вот как я вижу тебя, видящего меня» — и т. д. в теоретическом умозаключении от следствия к причине. Таким образом, например, сообщения: «Ослаблять захват следует постепенно и плавно» и «Только позвольте захвату исчезнуть, и он мгновенно разрушит передачу» — имеют приблизительно одинаковое содержание (передающий аспект), но по-разному определяют взаимоотношения. Чтобы избежать недопонимания вышесказанного, мы бы хотели подчеркнуть, что взаимоотношения очень редко определяются обдуманно или полностью осознанно. Действи-

тельно, чем спонтаннее и «здоровее» взаимоотноше-ния, тем больше командный аспект коммуникации отступает на задний план. Наоборот, «больные» взаимоотношения характеризуются постоянной борьбой за характер взаимоотношений, в то время как передающий аспект коммуникации становится все менее и менее важным."

Некоммандную сторону коммуникации вообще-то нечасто можно встретить, это так, в среднем.
И этот дискурс хорош еще тем, что "осаживает" зацикленность на языке, рассматриваемом изолированно от всего остального. Не могу я до конца согласится с тем же Бартом и прочими представителями этой "компании" относительно того, что власть гнездится в языке, что это язык как фашист заставляет говорить, что он сам по себе уже принуждение. Если не воспринимать все это буквально, то тогда одно дело. Но язык всегда включен в контекст чего-то другого...

Корнелиус Касториадис. Смысл автономии. Индивид
( “Воображаемое установление общества”)
( Collapse )

( Collapse )